Две ссылки для жизнелюбия

Когда в детстве мне попалась книга с котом Котькиным, Жаконей и Кикой на обложке, я выучила ее наизусть. Смеялась и грустила вместе со Славным Дружком Бибишкой, мечтала о говорящем Воронушке, как Катя Карамелькина, искала в школьных кадках разноцветные травинки. Могла ли я представить тогда, что автор, который вставлял свои веселые комментарии в повествование, — это человек, которого не щадила судьба.
— Юрий Михайлович был в двух ссылках, — рассказывает Тамара Магалиф. —  Еще в 1935 году он с мамой был выслан в город Челкар в Казахстане, когда Сталин очищал Ленинград от дворянской «нечисти». Его мама была дворянкой, знала несколько языков, прекрасно играла на рояле… В Казахстане он развозил почту на верблюде. Затем работал в бригаде, которая делала из тростника отхожие места. За это он получал пресные лепешки. Он прожил там год. Затем Сталин сказал, что дети не должны отвечать за ошибки взрослых. И его вернули в Ленинград. А мама осталось. Вообще ее выслали на пять лет. Но когда прошло еще четыре года, она пришла к коменданту лагеря и спросила: «Закончилась ли моя ссылка?» Ей ответили: «К сожалению, ваша ссылка бессрочна». Тогда она взяла кухонный нож и порезала себе вены. Мало кто мог узнать эту некогда красивую, элегантную женщину. Худая, изможденная, с нарывами под мышками… Такая она была в последние годы.
Юрий Магалиф вернулся в Ленинград. Но клеймо сына «врага народа» жгло, не давало жить. В театральный институт на Моховой он поступил нелегально, об этом не знал даже ректор. Но документ об образовании после трех лет вдохновенного погружения в актерскую профессию ему так и не дали.
А затем грянула вторая ссылка — в наш город. Об этом просто, без изысков, но ошеломляюще сильно  написано в книге «Мой Новосибирск». Юрий Магалиф находился в Центральном лагпункте, который располагался на месте нынешней улицы Учительской, там, где ныне стоят дома 17 и 19. Политические заключенные, в числе которых был и Юрий Михайлович, строили жилмассив, затем — сооружали аэродром для завода имени Чкалова.
— Он освободился из лагеря досрочно, в 1946 году — за «хорошее поведение», — продолжает Тамара Федоровна. — И по великой случайности оказался в Новосибирске. Ему нельзя было жить в 136 городах нашей страны, в том числе и нашем городе. Тем не менее, он остался здесь. В этом же году он поступил на работу в филармонию и очень быстро завоевал популярность. На его концерты шли люди, чтобы послушать Блока, Ахматову, Есенина, Пастернака, других поэтов. В его репертуаре была не только поэзия, но и проза. Он мог читать наизусть в течение 2-3 часов. Конечно же, все это достигалось тренировками. Перед выступлением на радио он с утра открывал книжку со скороговорками. И слушать его было одно удовольствие. Не знаю, чем это было вызвано. Теплотой какой-то, душевностью. Те, кто знал его программы «Между прошедшим и грядущим», «Слуховое окно», где он читал рассказы, истории из своей жизни, не могли оторваться от радио…

Февральская встреча

Прокрутим несколько десятков лет из жизни Юрия Михайловича — и остановим пленку там, где тогда уже известный сказочник, актер и поэт на склоне лет приехал в Тогучинский санаторий. Это был 1996 год. В 1995 году ушла из жизни Ирина Николаевна, первая жена Магалифа, которой он очень дорожил. После утраты пошатнулось здоровье. И Магалиф надолго обосновался в Тогучине…
— В местной библиотеке я отработала 15 лет, — на мою просьбу рассказать немного о себе отвечает Тамара Магалиф. — Мама — биолог в школе. Папа преподавал рисование и черчение, в свое время работал и зав. отделом культуры Тогучинского района, и директором ДК. Вообще он очень творческий человек: и фотографией занимается, и рисует хорошо, и делает кашпо, корзины и другие интересные вещи из лозы. Старшая сестра — музыкант по профессии. Младший брат в Москве: он оперный певец, бас, заслуженный артист России Владимир Огнев. А с Юрием Михайловичем я познакомилась в своей библиотеке. Когда он приехал к нам в санаторий, я очень удивилась, что это и есть тот самый детский сказочник, которого я знала по книгам. Юрий Михайлович зашел в библиотеку за периодикой. Он всегда интересовался новостями. И я ему чем-то понравилась... Помню, через несколько дней после первого визита в библиотеку он пришел с диктофоном. И говорит: «Садитесь-ка, вы что-то сейчас услышите». Для меня это было очень неожиданно. Я села, распахнула глаза. А он мне поднес к уху диктофон — а там его голос:

«Сидеть с вами рядом,
В глаза вам глядеть,
И в старых стихах заблудиться.
Замерзшие пальцы
Дыханьем согреть.
Неужто все это мне снится?..»

— Когда Юрий Михайлович познакомился с нашей семьей, ему казалось, что он всю жизнь нас знал. Мама с папой только рады были, что Юрий Михайлович вошел в нашу семью. И он — тоже. Маму мою очень любил. Открывал дверь и сразу бросался обниматься со словами: «Где моя любимая теща?» Мы друг к другу не приспосабливались, настолько друг друга хорошо понимали, что старались доставить максимум радости. Юрий Михайлович готовил что-нибудь вкусненькое… Покупал моей дочке Аленке платья, туфли — и всегда в размер, всегда угадывал. Если мне надо было куда-то рано подниматься, с утра играл вальс Шопена. Его любимый композитор Шопен — вместо будильника, — с теплой грустью улыбается Тамара Федоровна. — Я шла в ванную — она уже была нагрета. Я шла на кухню — там уже дожидалась овсяная кашка. Или, бывало, он вставал утром, когда я еще спала, и на колени передо мной становился. И говорил мне всякие-всякие хорошие слова. На русском, на французском, на польском. А по вечерам мы зажигали свечи в красивых подсвечниках и читали стихи. Он — мне, я — ему. Мы с ним жили легко, весело, несмотря на то, что были в жизни передряги. Болезни, что-то еще. Но он умел все это преодолевать. Нам с ним было действительно хорошо, свободно, легко, весело. Мы чувствовали себя очень счастливыми — и защищенными.

Улица Магалифа

Юрий Михайлович до конца своих дней оставался интересным человеком: ясная память, живая речь, отличное чувство юмора… Он выступал перед ребятишками, взрослыми. Его часто приглашали в школы, детские дома.
— Последние пять лет его жизни мы находились в Тогучине. В санатории каждые 20 дней был новый заезд. И Юрий Михайлович выступал перед отдыхающими со своими литературными концертами. Ему был 81 год, началась одышка, сердечко побаливало. Он шел с палочкой, а я спрашивала: «Может, все же вернуться?» Но стоило ему выйти на сцену — и куда что исчезало?! «А ты говорила — вернуться. Посмотри, как хорошо я себя чувствую!» Это энергия, которую и он излучал, энергия, которую дарили зрители, продлевала ему жизнь.
Он ушел — как и хотел — быстро и тихо. Попал в областную больницу, а через несколько дней умер. Тамара Федоровна до сих пор не желает в это верить:
— Знаете, есть такие люди, про которых не хочется думать, что их никогда уже не будет. Может, потому что я живу здесь, в его квартире. С его книгами. С его мебелью. Все это меня окружает. И мне от этого легче, спокойней. Мне не хочется рыдать, плакать. Мне хочется радоваться, что был такой человек, — слово «был» вдова писателя проговаривает почти не слышно, зато делает ударение на словосочетании «такой человек». — Память о нем жива. Дети его читают. Многие взрослые очень хорошо про него думают, вспоминают. И все это меня согревает.
Тамара Магалиф была счастлива, когда узнала, что в Кировском районе библиотеке семейного чтения было присвоено имя Магалифа. Ведь Юрий Михайлович был «семейным» писателем. Помимо детских сказок он сочинял незамысловатые и лучистые стихи для взрослых. Один из поэтических сборников — «Зимний лес», который вышел 1997 году, он подписал так: «Моей дорогой и любимой жене Тамаре, без которой не было и половины этой книги».
Сейчас Тамара Федоровна пишет книгу воспоминаний о Юрии Михайловиче и мечтает, что когда-нибудь в городе появится улица Магалифа и его музей. Туда обязательно попадет и стол, и пейзажи сказочника, и его резьба по дереву. И, конечно же, обезьянка Жаконя, которую сшила мама его первой жены Ирины Николаевны, когда той был годик. Ныне 95-летней тряпичной игрушке суждено было пережить сказочника. Как и книгам, из которых он смотрит на нынешних второклассников открытыми глазами ребенка.

Ирина ТИМОФЕЕВА.
Фото Ивана МАЗУРЕНКО и из архива семьи Магалиф.

«Вначале, в первые военные месяцы, нас кормили плохо… Нет, не плохо — нас кормили омерзительно и унизительно: пустая несоленая баланда, в которой в лучшем случае плавала косточка от вонючей наваги; жидкая, как слизь, каша из какого-то неведомого «магара» — вот и весь обед… И в наступление пошел смертельный авитаминоз — жуткая болезнь «пеллагра», косившая тысячи людей.
Зимой я работал санитаром в лагерном госпитале. Зловещее памятное совпадение: 12 января 1942 года в осажденном Ленинграде скончался от голода мой отец, и в эту же самую бесконечную ночь в Новосибирске — только в моем больничном бараке — погибло от пеллагры двести сорок человек! А таких бараков у нас было четыре…»
(Из воспоминаний Юрия Магалифа о ссылке, опубликованных в книге «Мой Новосибирск».)

ВРЕЗКА Сегодня, 8 февраля, у Юрия и Тамары Магалиф была бы круглая дата — 10 лет с момента бракосочетания. Юрий Михайлович был на 41 год старше ее, но протянувшаяся между ними ниточка любви стала самым веским доказательством для скептиков.