"НАШИ ДОСТИЖЕНИЯ"_ежемес. журн. под ред М.Горького_ГИЗ_№ 3_Март_1930_стр. 49—57
НОВОСИБИРСК
Л. МАРТЫНОВ (Леони́д Никола́евич Марты́нов (9 [22]мая 1905, Омск, Акмолинская область, Российская империя — 21 июня 1980, Москва, СССР) — русский поэт и журналист, переводчик поэзии. Лауреат Государственной премии СССР (1974).
...Став в 1924 году разъездным корреспондентом газеты «Советская Сибирь» (Новониколаевск), Мартынов объездил всю Западную Сибирь и Казахстан...)
Первые поселенцы Новониколаевска писали «его императорскому величеству»:
С 1892 года на берегу реки Оби у железнодорожной станции Обь, мы заселили поселок с разрешения начальства. 1862 семьи построили дома. Стремились достигнуть общества—отказали. Выбранного нами старосту уничтожили... Просили открыть на первоначальные нужды питейные заведения—отказали, отдали частным виноторговцам, поставили пристава полиции, не оказывают никакого содействия, даже сход собрать не разрешают, мотивируя тем, что бунтуем. Требуют арендную плату за все... Явите царскую милость, внемлите десятитысячной мольбе народа, верноподанных рабов ваших, уступите землю в аренду по сорок копеек за десятину или в вечность и учредите общество в поселке Новониколаевском посадкое или городское!
Следом за мольбой о «царской милости» Томский губернатор пояснил Петербургу, что в поселке Новониколаевском, возникшем самовольно близ строющегося через
Обь железнодорожного моста, год назад собралось незаконное всесословное собрание мещан, купцов и крестьян. Собрание это самочинно выбрало из своей среды старосту-крестьянина Титлянова, отвергнув и провалив других кандидатов, выставленных полицейской властью. И жалоба поселенцев последствий не имела.
Над широкой пустынной Обью громоздилась металлическая громада строющегося моста. На берегу, около моста стоял кабак. Вдоль насыпи, ведущей к мосту, шумел базар. Поселок рос в тайгу, люди врубались в сосновый лес и на расчищенных площадках ставили срубы из свежеотесанных сосновых бревен.
С запада шли крестьяне. Безземелье и безработица гнали их из «Рассей» в Сибирь. На берегах Оби было довольно земли и работы.
С востока, из тайги выходили золотоискатели, зверобои. Они озирались в приятном изумлении—над Обью у строющегося моста стоит новый поселок с лавками, с кабаками...
  Со всех сторон света спешили сюда дельцы, шулера, притонодержатели...
Бородатый староста Титлянов, в заботах по созданию бюджета шагал по поселку со штрафной книгой под мышкой.
Над речкой Каменкой возникли игорные притоны и дома разврата. Нужно было срочно строить ледник для хранения жертв поножовщины и разгула. Староста Титлянов обложил для этой цели все население податью по тридцать копеек со двора, объявил себя судьей и начал штрафовать буянов и правонарушителей на нужды городского благоустройства с записью в особую книгу.
Морг—первое муниципальное строение— был построен. Появились другие нужды. Избиратели внушили старосте идею открыть «мирские кабаки» по примеру Великого Новгорода. На этом финансовом начинании и кончилась карьера старосты. Начальник Алтайского округа, давший монопольное право на торговлю вином в поселке знакомому виннозаводчику, объявил старосту Титлянова самозванцем и отдал его под суд.
Так кончилось «народоправство». Но небывало мощный рост поселка продолжался.
В 1892 г., на месте Новониколаевска стояло три рыбацких избушки, а через пять лет население его превышало 10 000.
Недалеко на пересечении Оби и старого московского тракта стоял купеческий городок Колывань.
Колывань торговала. Колывань закупала хлеб, скот, мед, орех, лен, масло, пушнину. Железная дорога была нужна Ко-лывани. Но что поделаешь, когда железная дорога прошла мимо: Обь около Колывани разливается на десяток километров и строить здесь железнодорожный мост признали нецелесообразным. Великий Сибирский путь прошел южнее.
И купцы поняли, что надо делать. Они перенесли деловую Колывань, Колывань контор и складов, на железную дорогу, в Новониколаевский поселок. В 1902 г. две с половиной тысячи колыванских жителей сразу потребовали себе увольнительные паспорта и отправились в буйный, грязный Новониколаевский поселок, где свистели паровозы и гудели пароходы у пристаней на 0би.
В 1903 г. Новониколаевскому поселку было «даровано» звание безуездного города Томской губернии.
— Телеграмма с запозданием!—кричали дельцы.—Мы уже давно—город! Вспомнили!
В 1908 г. к городу с населением уже 46 000 человек подошла с юга, из Барнаула Алтайская ветка. Став вратарем Алтая, Новониколаевск окончательно взял в свои руки южно-сибирский рынок. Вокруг города множились мельницы, маслобойные, кожевенные, мыловаренные заводики и заводы.
Город рос сам по себе, без особого вмешательства власти.
Это был город молодой сибирской буржуазии. Здесь правили купец и банкир, здесь создавались промышленники новой формации, молодые рвачи, чуждые купеческой степенности томичей и омичей. Они не преминули вступить в конкурентную борьбу с Томском, продолжавшуюся до самых лет революции. Они прекрасно работали в годы империалистической войны, поставляя армии муку, кожи, сало и масло.
Немного позже они же сосредоточили в своих руках нити сибирской контрреволюции. В Новониколаевске началось чехо-словацкое выступление против Советов в :1918 г., здесь формировался первый штаб белой армии, отсюда шли деньги на организацию офицерских отрядов.
Но здесь же была и первая по времени (в начале сентября 1918 г.) попытка вооруженного восстания рабочих против колчаковщины; правда, провокаторы выдали подпольный штаб восстания накануне назначенного дня, и выступление не состоялось, но до конца белых дней в Сибири новониколаевские рабочие играли видную роль в подпольном революционном движении, тесно связанные с партизанскими отрядами Алтайского района.
В 1925 г. Новониколаевска не стало. Родился Новосибирск, имеющий к началу 1930 г. около ста семидесяти тысяч населения.
К концу пятилетки население превысит триста тысяч человек.
СТРОЙКА
На месте знаменитого базара, где перекупщики делали себе миллионные состояния, спекулируя медом и кожсырьем, теперь стоит громадное здание Сибкрайисполкома. Вообще, базар не в чести у Новосибирска. Новониколаевск рос вокруг базара, а в Новосибирске базарные площади, стиснутые стенами железо-бетонных советских домов, становятся все пустынней и тише. Новосибирский округ—накануне перехода на сплошную коллективизацию. Крестьяне сдают сырье в кооперацию и государству. Последние перекупщики, словно призраки на рассвете, подстерегают еще крестьян у городских застав, но и их разгоняет резкая трель свистка милиционера.
Советская власть, переименовав город и сделав Новосибирск краевым центром, начала его перестраивать.
В 1926 году на строительство города затратили три миллиона рублей, потом шесть, десять, двадцать и в 1930 году предполагается вложить в строительство около тридцати семи миллионов рублей.
В Новосибирск лучше всего прилететь на самолете. Тогда ясно представляешь себе ту гигантскую перестройку, которой подвергнут город. Сверху отчетливее и яснее видно, как кубы камня и железо-бетона ростут, вытесняя гнилое дерево дореволюционного Новониколаевска. Сверху становится ясным, что городские сады—не что иное, как куски первобытного леса, окруженные ныне улицами. Сверху особенно бросается в глаза дикая непропорциональность новых—советских и старых—дореволюционных построек. Старые «хижины» чередуются с «дворцами» из стекла и железа. Избушка ютится рядом с громадным домом, занимающим целый квартал.
Таков Новосибирск, если на него глядеть с самолета. Но почтовые фоккеры аэролинии Москва—Иркутск пока что садятся на широчайшую коричневую ладонь Новосибирского аэродрома лишь летом. А сейчас будем рассматривать Новосибирск обычным способом, начиная с вокзала.
«Вокзал—это лицо города»: Новосибирский вокзал прекрасно это подтверждает: к старому деревянному зданию, напоминающему барак, с обоих концов пристроено по каменному дополнению. Внутри вокзал кажется одним большим зданием, только потолок в среднем помещении пониже, да стены погрязней, и лишь снаружи видно, что это три здания, с архаическим бараком в центре. Это действительно—«лицо города».
Но выйти наружу не так-то легко. Вокзал всегда переполнен. Кого только тут нет! Москвичи, переселенцы в армяках, какие-то зверобои в оленьих и медвежьих дохах. Люди изнывают в хвостах. Хвостов здесь много—на Иркутск, на Челябинск, на Свердловск, на Семипалатинск... Спят где попало—у дверей, в коридорах и даже под столами в станционном буфете. Словом, вокзал должен быть раз в десять больше, чем он есть.
Конечно, Новосибирску нужен новый вокзал—и он будет, уже выбрано место для постройки. Но, очевидно, этот барак перестанет мозолить глаза одновременно с исчезновением хибарок в центре города. Он выдержит роль до конца, вплоть до  момента, когда большой новый вокзал, созданный из одного куска, отобразит лицо нового города.
Недалеко от вокзала, в самом начале улицы—два громадных дома на 88 квартир. Улицы изрыты и перегорожены заборами. Новосибирск развертывает квартальное строительство и эти новые дома—первые из намеченных по плану десятков.
Громадные дома заселены рабочими-железнодорожниками, рабфаковцами, научными работниками. В эти дома попали люди, жившие в наиболее скверных условиях.
В вокзальном районе новые постройки высятся каменными островами в деревянном море. Чем ближе к центру, тем выше и плотнее становится нагромождение камня, стекла и железо-бетона.
Отгороженные пустыри, постройки в лесах, увешанные малярами стены, покрасневший от кирпичной пыли снег...
Центральный Дом Ленина. Многим он не нравится. Говорят—смешение стилей. Но никто не будет возражать, что Дом Ленина—величественная постройка. Есть в нем что-то, вызывающее в памяти мавзолей. Теперь в нем библиотека—она по праву занимает это здание.
В Доме Ленина—бюро жалоб. Дом Ленина знают все. И с жалобой на советские непорядки, и за советской книгой люди идут к Дому Ленина. Это хорошо.
Рядом большое здание Промбанка. Окрисполком. Пять лет тому назад здесь стояли холодные и грязные деревянные бараки, где даже не каждый день работало кино. Люди осаждали эти здания, единственные тогда в городе культурные «центры», и шли в них под вечной угрозой по-
жара: кругом базар, рядом «барахолка», толпа,—деревянные здания могли в любой момент вспыхнуть, как костер. Сзади них стучала без умолку электростанция, похожая на кустарную мастерскую и освещавшая четвертую часть города.
Теперь в городе около пяти каменных кино-театров, а на берегу Оби—новая электростанция, уже перегруженная за четыре года своей работы до отказу.
Центральная улица Новосибирска—Красный проспект тянется километра на три, если не больше. Прежде эта широкая улица с бульваром по середине называлась Николаевским проспектом. Бульвар до сих пор еще не дает тени—деревья молодые и редки.
Старые купеческие кирпичные дома и магазины, прежде бывшие красой и гордостью города, кажутся какими-то складочными помещениями, по недоразумению поставленными на Красном проспекте.
Железо-бетон и гранит вытесняют их. Дом Ленина, дом госучреждений, Сибкрайсоюз, дом Сибмедторга, Дворец Труда, Клиники, десятки новых зданий, хотя и стоят каждое особняком, но сливаются в одно гигантское целое, образуя собой новый город.
Автобус маршрута «Вокзал—центр—завод «Труд» выносит нас на окраины, где четыре тысячи населения находятся в состоянии войны с комхозом, под вечной угрозой выселения.
Четыре тысячи городских строений обречены на слом отделом городского благоустройства.
В долинах рек Каменки и Ельцовки Новосибирск до сих пор остается похожим на добрый старый поселок, населенный переселенцами-землепроходцами и выходцами из тайги—«приискателями».
Несколько тысяч домиков, сколоченных из гнилого бревна или из краденых вагонных досок, лепятся безо всякого порядка над берегами Каменки и Ельцовки.
И вот на крутые берега приезжает комиссия. Люди из комхоза, люди, которые воплощают в жизнь чертежи и планы, для которых земля—разграфленая бумага.
— Придется выселяться!—говорят люди из комхоза.
— Куда?
— Еще дальше на окраину. Вы здесь
самовольно заселились. По план здесь, в долинах рек, будут зеленые насаждения.
— Ага! Зеленые насаждения. Людей гнать, а зеленые насаждений насаживать! Мы выедем, но только в кооперативный дом. А на окраину не желаем. Попробуй—высели!
Скандал. Депутация в горсовет. И резолюция: выселение отложить.
Надо было думать раньше. Но когда? Люди селились здесь двадцать лет назад, селились в годы гражданской войны, когда город был завален тифозными и больными мерзлыми телами белогвардейцев. Селились и после, ставя сначала печку, а затем возводя вокруг печки стены. Печка-основа оседлости. Дом, оборудованный печкой, по местному правилу, не подлежал сносу, хотя бы и был построен без разрешения.
Вниз по Оби, на окраине города, сосредоточен целый ряд предприятий—холодильник, нефтесклад, винзавод, маслозавод, кожзавод. А поблизости ютятся землянки и домики самовольных застройщиков. Кто они? Кустари, инвалиды, чернорабочие.
Предприятия расширяются, им нужна добавочная площадь. Соседние кварталы по плану значатся пустыми и передаются заводам.
— Там же дома!
— Выселяйте застройщиков сами.
Задача выселения трудна и не разрешена доселе.
В городе создан первый вуз. Институт народного хозяйства с рабфаком и вечерним рабочим университетом. Съезжаются научные работники из Томска, Ташкента, из Европейской части Союза. Работа в Новосибирске интересна для современного специалиста, будь он экономистом или естественником. В нынешнем году Институт имеет экономический факультет с тремя отделениями: организационно-плановым, кооперативным и торговым. На будущий год создаются промышленное и финансовое отделения и второй—колхозный факультет. В первый свой прием институт завербовал 120 студентов, преимущественно из рабочей среды. В будущем году прием должен быть расширен до 930 человек. Увеличение за год в восемь раз—это тоже показатель новосибирского темпа, при котором через три-четыре года Сибирь будет
иметь первую тысячу экономистов, кооператоров, колхозников.
Итак, Новосибирск создал свой вуз. Налицо студенты и профессура. Но нет здания.
Помог т. Ларин, во-время создавший идею двухсменки. Дом госучреждений решено было передать институту. Двенадцать учреждений выехали на грузовиках в спешном порядке из белого дома. И в дом вошли студенты.
Тяжело заниматься с трех до десяти вечера при довольно неярком электрическом освещении. Администрация и местком прикидывают—на сколько упала производительность труда. Работать трудно, люди курят, нервничают, быстро устают.
— Долго так не проработаешь!
— Зачем долго? Долго не придется. Вот выстроят дом культуры, переведут
туда институт, разгрузят здания, тогда мы опять станем заниматься нормально. Но годик-два, вероятно, придется потерпеть.
«Весело и неуютно жить в Новосибирске»—так метко определяют новосибирцы.
Именно в этой тесноте и при таком темпе строительства и должна была возникнуть мысль о социалистическом городе, городе-коммуне, городе будущего. И оно возникла.
СИБКОМБАЙН
Зима. Равнина за Обью покрыта сухим и блестящим снегом, от которого режет глаза. Но тысячи глаз глядят на эту равнину с восторгом и надеждой. И сотни рук держат учебники английского языка.
В сорокоградусный мороз через реку, скрипя, идут обозы. Возчики трут носы волчьими рукавицами. На каменоломнях охает динамит—за тридцать дней нужно доставить на левый берег Оби пятьдесят тысяч кубометров бутового камня. Станция забита лесом—двадцать тысяч вагонов леса нужно доставить за Обь. Нужно приготовить пятьдесят тысяч бочек цемента...
Что строится? Социалистический город, о котором ежедневно трубят газеты?
Пока что нет. Приступлено лишь к постройке «Сибкомбайна» первого из ряда заводов, которые встанут в линию между железной дорогой и будущим портом. А город для рабочих этих заводов, город на 150 000 человек населения, город-коммуну, где не будет жилкризиса и кухонных дрязг, мы начнем строить не с весны, а с осени.
«Сибкомбайнсельмаш», к постройке которого приступлено на левом берегу Оби с первого января 1930 г., будет одним из величайших в мире заводов сельскохозяйственных машин. Предполагается, что он будет выпускать в год 35 000 сеялок, 30 000 сенокосилок и до 25000 комбайнов.
Но, все же, при чем тут английский язык, изучаемый сотнями новосибирцев?
А дело вот в чем:
В 1929 году в Сибири работало ровным счетом три комбайна. Один в коммуне Барнаульского округа, два других на полях учебно-показательного совхоза при Омской машино-испытательной станции. Комбайны были ввезены из Америки и инженер Омской машино-испытательной станции изучал работу американских машин в сибирских условиях, с тем чтобы внести нужные изменения в конструкцию комбайнов.
Я хорошо помню хмурый сентябрьский день, когда по полю опытного совхоза прошел «Адванс-Румели», подобный гудящему  чудовищу об одном крыле. Толпа студентов-первокурсников из сельскохозяйственного института шла за комбайном, наблюдая, как сжатые колосья, мелькая, летят по конвейеру хедера в молотилку. Затем студенты перебежали к другому борту машины, где обмолоченное и отсортированное зерно льется в мешки, подставляемые под хобот.
Комбайн шел через поле, оставляя за собой груды соломы. И тогда на поле появилось несколько крестьянских телег. Крестьяне окружили комбайн. Комбайнер вынужден был прочесть целую лекцию.
— Комбайн — комбинированная уборочная машина—жнет, молотит, сортирует— все на ходу! Делается в Америке,—закончил комбайнер.
— Видно, что в Америке!—крикнул один из мужиков,—У нас, что ж, кишка тонка?
— Будем строить и мы,—возразил комбайнер.—Тысачу таких штук в год. Тысячу в год. Понимаешь?
— Будем строить тысячу в год,—гордо сказал комбайнер. Это было в Омске, в сентябре прошлого года.
— Будем строить двадцать пять тысяч комбайнов в год! — поправил начальник «Сибкомбайнстроя» т. Морин в Новосибирске в январе 1930 года.
Дело в том, что за это время произошли огромные перемены в темпе реконструкции сельского хозяйства СССР, в темпе коллективизации. Коллективный сек-
тор необходимо обеспечить орудиями производства и, прежде всего, уборочными машинами.
Новосибирск—центр сельскохозяйственных округов Сибири—должен стать поставщиком комбайнов, потребность в которых определяется цифрой 25 000.
Был спор с Уралом. Сибири нередко приходится спорить с Уралом по вопросам индустрии. И когда встал вопрос о заводе комбайнов, уральцы стремились доказать, что сырьевая база для постройки этого завода—Урал и только Урал. Уральцы настаивали на том, что в Сибири лес для постройки завода придется подвозить издалека, дуба в Сибири нет вовсе, металл придется везти с Урала, и поэтому завод комбайнов нужно строить не в Новосибирске, а в Миасе. Но сибиряки доказали, что дуб может быть вполне заменен сибирской березой, что Кузнецкий металлургический завод снабдит «Сибкомбайн» необходимым металлом. Победа осталась за Новосибирском. Да где иначе и быть заводу, который должен обслуживать весь
советский Восток, территорию в пятьдесят миллионов гектаров пахотной земли?
Так вот об английском языке:
В морозный январский вечер, когда в Барабинской степи выли волки, когда Новосибирская радиостанция передавала в тайгу и за полярный круг вести о победе ОДВА, строитель «Сибкомбайна» обратился с речью к партийцам и комсомольцам Новосибирска:
— Наша боевая задача—взять на левом берегу Оби, около станции Кривощёково, площадку в двести пятьдесят га, заросшую бурьяном и кустарником, и построить на ней в два года завод-гигаит. Причем надо помнить, что из этих двух лет два месяца уже ушло.
— В этом году мы израсходуем около двадцати миллионов рублей, а весь завод будет стоить шестьдесят миллионов.
— Мы приступаем к строительству пока без проекта и надо сказать, что такого проекта нет еще в мире. Проект этот мы можем получить лишь благодаря поездке в Америку, хотя и в Америке нет еще
такого завода, какой хотим мы строить. В Америке самый большой завод комбайнов, завод Холта, выпускает 15 000 комбайнов в год. Поэтому нам придется не только осмотреть этот завод, но и говорить с американскими фирмами о составлении проекта и купить проект.
— Параллельно с заказом в Америке уже работает Гипромез в Ленинграде. К лету проект должен быть, американский или ленинградский, который мы дадим на консультацию в Америку.
— Независимо от того, что у нас еще нет проекта, мы должны использовать каждый день, каждый час нашей повседневной работы, чтобы ускорить строительство.
— Нам нужно работать невиданным темпом. У нас мало технических сил—Сибирь бедна до крайности. А нам понадобится 300 — 400 инженеров и техников. Придется мобилизовать все силы Сибири и других районов Союза. Необходимо связаться со всеми вузами и втузами и законтрактовать работников.
— Нет сомненья, что часть технических
сил придется купить за границей, но надо собрать все свои силы, какие имеются, и подумать о будущих. Мы рассчитываем на молодежь.
Наши лозунги таковы:
— Даешь десятников из молодежи! Организуйте курсы, ударные бригады!
И еще:
— Учитесь, ребята, английскому языку! Организуйте курсы. Через полгода поедем на шесть месяцев в Америку. В наши договоры с американцами войдет не только поставка оборудования, но и допуск наших инженеров и рабочих на их, заводы, войдет учеба на производстве. Вот почему молодежь должна учиться английскому языку. Сто молодцов—за границу, чтобы, вернувшись, они стали руководителями десяти тысяч рабочих!
БОГАТСТВА СИБИРИ
Большинство населения Сибири сосредоточено в западных ее земледельческих округах.
Омский округ—гнездо зернофабрик, гигантские площади в сотни тысяч га, засеянные пшеницей. Барабинский округ— страна озёер и зеленых пастбищ—база животноводства и маслоделия. Барнаульский, Славгородский, Рубцовский округа—будущие поставщики льна и сахара. Лен Маслянинского района Новосибирского округа признан выдающимся по качеству из всех сортов льна Союза. Барнаульская свекла имеет 19,5% сахаристости, т. е. ничуть не уступает украинской.
Богатства недр Сибири находятся в ее восточных малонаселенных округах. Уголь и руду надо искать на таежных и горных окраинах за Кузнецком, Минусинском, Иркутском.
Новосибирск, вскормленный хлебом, мясом и маслом черноземной юго-западной Сибири, стоит на границе Сибири руднокаменноугольной. К западу от Новосибирска—богатства сибирской поверхности, к востоку—богатства сибирских недр; к югу—Алтай: ресурсы поверхности и недр.
Новосибирск недалеко от Кузнецка, на чьем угле должна развиваться вся металлургическая и химическая промышленность Сибири.
Развитие уральской металлургии находится также в прямой зависимости от Кузбасса. Магнитогорск и Кузнецк—уральское железо и сибирский уголь—два новых центра промышленности на востоке, опорные пункты для дальнейшего хозяйственного продвижения на восток к неисчерпаемым его богатствам.
На съездах и конференциях представители восточных округов Сибири говорят, что Новосибирск мало уделяет внимания природным богатствам, находящимся восточнее Енисея.
— Еще не дошло время—отвечает Новосибирск. Ждать осталось немного.. Иду на восток!
Чем дальше к востоку, тем более малолюдной и дикой становится Сибирь. Но богатства: ее нс уменьшаются. Прежде чем браться за правильную эксплоатацию этих богатств, нужно создать кадры работников, нужно заселить и освоить страну.
Людей хватит. Ежегодно стотысячные массы переселенцев вливаются в Сибирь через уральские ворота. Но нужно разделить эту массу земледельцев, уходящих от аграрного перенаселения западных районов
СССР, на отдельные отряды, отряды лесорубов, землеробов, землекопов, рудокопов, на отряды особого назначения для покорения стихий.
Пассажиры уходящего из Новосибирска поезда толпятся в коридорах вагона у окон. Всем хочется видеть место будущего социалистического города. Мост пройден: станция Кривощёково.
Пустынная равнина, просшая редким кустарником. Здесь!
Тень поезда мчится по снегам. Скоро ряды строений загородят здесь горизонт. К осени на этом берегу нужно создать жилища для первых пяти тысяч рабочих.
По другую сторону железнодорожного полотна, там, на холмах, где теперь ютятся какие-то избушки, должен вырасти «Сибкомбайн».
А у подножья этих холмов, немного позднее, будут выстроены льнопрядильная и льночесальная фабрики. Текстильная фабрика,. которая будет работать на туркестанском сырье, подаваемом через Турксиб. Автосборочный завод. Шпалопропиточный завод. Верфь. Лесные заводы.
Каналы и дамбы порта совершенно изменят вид низкой пустынной поймы...
Поезд ускоряет ход. Огни Новосибирска оседают за Обь. Вскоре они исчезают вовсе и остается лишь марево над снегами.
От железнодорожной насыпи, вниз, в в пойму, опускаются неровные, ломаные ряды проволочных заграждений. Это осталось от гражданской войны, от интервенции.
Здесь русская контрреволюция и интервенты отгораживали старый мир от наступления большевиков. Японцы и англичане отгораживали колючей проволокой богатейшую страну, которая, как им казалось,—накануне превращения в колонию.
Тех и других нет.
А ржавую забытую колючую проволоку весной заберут сборщики утильсырья.