Г.С. (Георгий Сергеевич Мигиренко)
Личность любого командира всегда накладывает свой отпечаток на всё возглавляемое им подразделение или часть, и тем больший, чем крупнее эта самая личность. Что уж говорить о маленьком военном коллективе в новосибирском Академгородке, который в буквальном смысле слова был творением своего незаурядного начальника.
Насколько я знаю, дважды в истории наших вооружённых сил проводились масштабные единовременные мероприятия по привлечению на военную службу большого числа студентов старших курсов и выпускников гражданских институтов, чтобы каким-то образом восполнить недостаток образованных специалистов.
Первый раз случилось это в 1939 году. Так среди слушателей специального набора Военно-морской академии оказался воспитанник Одесского института инженеров морского флота Жора Мигиренко. Началась война, и молодого инженера направили на Север ремонтировать боевые корабли.

Фото. 1943 год. Архангельск. Короткая передышка во время приёмки трёх подводных лодок, пришедших с Каспия.

При вечном нашем недостатке специалистов и материальных средств (продуктов питания - в том числе) да ещё и под бомбёжками это было совсем не простым и безопасным делом. Наверное, уже тогда Георгий Сергеевич проявил свои незаурядные профессиональные и человеческие способности, но я, не зная всех подробностей, воздержусь от каких-то комментариев, всё-таки моё дело — описание напрямую наблюдаемых событий.

А после войны Мигиренко стал преподавателем Военно-морского инженерного училища имени Дзержинского и Военно-морской академии, как водится, защитил кандидатскую диссертацию и «вырос» в звании до инженер-подполковника. По всей видимости, все эти обычные атрибуты или рамки карьеры пришедшего «извне» на морскую службу преподавателя были слишком узкими для одарённого человека.

Георгий Сергеевич был открыт и расположен к окружающим людям, обладал разносторонними способностями и привлекательной внешностью, он прекрасно пел и даже брал профессиональные уроки в этом деле (вплоть до серьёзных намерений сменить амплуа и стать артистом).

И вся эта совокупность талантов закономерно выдвинула его дальше, «наверх», за упомянутые рамки обыкновенной преподавательской деятельности.

Не стану ручаться за полноту и достоверное воспроизведение последовательности дальнейших событий в жизни моего начальника, но два из них безусловно заслуживают упоминания.

Для моряков стоящие на одной строчке табеля о рангах звания инженер-подполковника и инженер-капитана 2-го ранга не совсем равноценны. Невидимая грань между ними в теории и большинстве тогдашних реальных случаев отделяет людей, получивших военно-морское образование и служивших на кораблях, от остального, даже одетого в чёрную морскую форму народа.

Понимая значение этой грани, Георгий Сергеевич добился переаттестации и стал носить «золотые» погоны и нашивки на рукавах. «Эк нашёл, о чём вспоминать!» - скажут «гражданские» и многие из нынешних военных. Но этот кусочек текста и не адресуется таким людям.

Напомню только, что в «царские» времена окончивший Морской корпус знаменитый учёный-кораблестроитель Алексей Николаевич Крылов числился генерал-лейтенантом по Адмиралтейству, а никак не адмиралом.

Второе важное событие в жизни тогдашнего Георгия Сергеевича будет более понятно широкому кругу читателей: военнослужащий преподаватель поступил в очную докторантуру «гражданского» академического заведения, да не какого-нибудь, а Математического института имени Стеклова, который располагается в Москве. Как я понимаю, здесь его таланты получили и необозримые возможности развития, и простор для приложений. В это же время состоялось знакомство нашего Г.С. с будущим основателем Сибирского отделения академиком Михаилом Алексеевичем Лаврентьевым. После защиты докторской диссертации Мигиренко стал одним из ведущих специалистов Флота по взрывам (эта же область приложений науки была любимым делом Лаврентьева). Показательно, что когда случилась гибель линкора «Новороссийск», Г.С. был членом государственной комиссии по расследованию загадочных причин этой катастрофы.
Вообще-то я поторопился именовать своего начальника однозначно воспринимаемыми инициалами: таковыми они стали после основания Академгородка и переезда в него Георгия Сергеевича вслед за своим знаменитым учителем. Среди побочных обстоятельств этого события и следует искать начало новосибирского подразделения Морской физической секции, в которое меня назначили служить в 1963 году.

История же самой Морской физической секции уведёт нас ещё дальше: к началу Великой Отечественной Войны и к весьма поучительным обстоятельствам решения одной из сложных научно-технических проблем, с которой пришлось столкнуться нашему Флоту в начале немецкого нашествия. Буквально с утра 22 июня 1941 года немцы применили против наших кораблей магнитные донные мины.

Они сбрасывались самолётами на относительно мелководных фарватерах в узкостях и на реках и, в отличие от традиционных устройств данного назначения, при постановке обходились
без громоздких якорей для удержания на месте.

Поражение проходящего над миной корабля не требовало механического контакта с ней: взрыватель реагировал на магнитное поле (величину интенсивности которого в то время даже не контролировали), мина всплывала и взрывалась под днищем - в самом уязвимом месте корабля.

Принцип действия новых немецких мин был достаточно оперативно раскрыт, и началась беспрецедентная эпопея противодействия этому оружию. Чтобы не тратить лишних слов для характеристики множества людей, решивших проблему защиты кораблей от магнитных мин, я назову «всего» двух человек, поставленных во главе героической работы: Игоря Васильевича Курчатова и Анатолия Петровича Александрова. Специально в помощь учёным и инженерам и была сформирована Секция, как одно из подразделений Научно-технического комитета Главного морского штаба.
Когда Мигиренко получил предложение Лаврентьева принять участие в создании Академгородка, идея организационного оформления связей Флота и Науки сработала ещё один раз.

Зная характер своего учителя, Георгий Сергеевич совершенно справедливо не хотел порывать с военной службой и становиться полностью зависимым от академика человеком. Поэтому он добился создания в Академгородке новосибирского отделения Морской физической секции с весьма широко трактуемыми обязанностями поддержки связей Флота с академической наукой. Должностные звания в подобных учреждениях редко бывают скромными, поэтому первыми членами новой организации стали два преподавателя училища имени Дзержинского в званиях инженер-капитанов 1 ранга, а сам Георгий Сергеевич стал инженер-контр-адмиралом. Военные люди, знакомые с такого рода делами в коридорах высших штабов и управлений, должны по достоинству оценить способности офицера, который предложил и реализовал описанную операцию в рамках достаточно консервативных учреждений Флота, где всё, казалось бы, направлено на сохранение сложившейся структуры и сдерживание размеров штатного расписания чиновников центрального аппарата.

Нужно было располагать вескими аргументами, чтобы склонить нашего главкома С.Г.Горшкова, который твёрдо держал все нити управления Флотом в своих руках, на такие неординарные штатные решения.
Не берусь судить, как рисовалась будущая деятельность Секции во время упомянутых выше мероприятий по её формированию, но своим подчинённым Георгий Сергеевич неоднократно говорил, что стержень дела — непосредственное участие в конкретных исследованиях, а всё остальное — это всего лишь приложения или производные от главного.
Такая постановка вопроса о взаимодействии с настоящей Наукой и сейчас мне представляется единственно правильной, и она не имеет ничего общего с «военпредовским» подходом к этой работе по той простой причине, что никому не известны априорные требования к фундаментальным научным результатам, чтобы становиться по отношению к ним в позу проверяющего.
Разговор о деятельности Секции в Академгородке мы, так или иначе, продолжим в других рассказах, а здесь следует заметить, что Мигиренко одновременно стал заместителем директора первого из созданных здесь Института гидродинамики, которым руководил сам Лаврентьев. Кроме выполнения объёмных обязанностей «старпома» в этом институте, Георгий Сергеевич руководил отделом прикладной гидродинамики, тематика работ которого была связана с попытками снижения сопротивления движущихся в воде предметов. Вместе с уже упомянутыми мною в разных частях записок двумя членами Секции и прикомандированной полудюжиной выпускников училища имени Дзержинского в отделе трудилось несколько десятков гражданских научных сотрудников и инженеров.

Организация работ этого отдела в миниатюре повторяла схему, которую использовал американский генерал-бизнесмен Гровс при разработке атомной бомбы: три группы сотрудников занимались принципиально разными направлениями решения проблемы.
Конечно, материальная база этих работ, подобно большинству других в Академгородке, была, на мой дилетантский взгляд, более чем скромной.
В частности, размеры гидродинамического лотка, в котором проводятся натурные эксперименты, казались явно недостаточными. Но молодые исследователи были полны энтузиазма и беззаветно отдавались работе (несмотря на мизерную зарплату), станки в мастерской крутились с утра до позднего вечера, а летом многие сотрудники пропадали на высокогорном озере Иссык-Куль, где при содействии Флота проводились испытательные протаскивания крупномасштабных моделей.
Поначалу служебная комнатёнка Секции размещалась в этом же отделе, вместе с научными сотрудниками мы участвовали в методологических семинарах (под руководством Г.С. это были совсем не формальные мероприятия), поэтому общая моральная атмосфера работы «гидродинамиков» и для не участвующих в ней сотрудников Секции была органической составляющей жизни.
Но перечисленными административными и научными делами роль Георгия Сергеевича в создании Новосибирского научного центра вовсе не исчерпывалась. Ещё в Москве, в математическом институте имени Стеклова, он избирался секретарём партбюро, а в Городке получил должность нештатного парторга центрального комитета партии на новой научной «стройке». И, с моей точки зрения, это назначение было, как говорится, по делу. Благожелательный к людям, отлично знающий не только академиков и докторов наук, но и массу прочего учёного и неучёного народа, Мигиренко служил незаменимым подспорьем Лаврентьеву в решении тысяч человеческих проблем, которые составляли такое большое дело как создание нового научного центра.

Попав в Городок в 1963 году, я застал, пожалуй, зенит этой роли Г.С., именно в это время его звучные инициалы однозначно и уважительно воспринимались большинством академического населения.
В качестве совершенно ненаучного свидетельства этому мне запомнилась выдающаяся стенная газета, вывешенная в Институте гидродинамики к какому-то празднику.

Такие творения появляются не по указу политработников и не повторяются часто, вроде пресловутых «боевых листков».

На огромном листе ватмана Институт гидродинамики был изображён в виде корабля, а все (или большинство) его обитателей — разными морскими служаками с подклеенными настоящими фотографиями лиц. Кроме того, возле каждого персонажа помещался краткий содержательный комментарий его деятельности. На мостике корабля, конечно, верховодил «дед» — М.А.Лаврентьев, взгляд которого с характерным жестом из-под ладони был устремлён вдаль. А наш Г.С. в полосатой тельняшке непосредственно орудовал штурвалом. Думаю, что все эти аллегории в то время были применимы не только к одному Институту гидродинамики...

К сказанному следует добавить широкие связи Г.С. буквально со всеми слоями общественности города: он был вхож и в партийные кабинеты высоких начальников, которые на деле не очень-то жаловали относительно независимого от них Лаврентьева, водил дружбу с артистами местной оперы, выступал на телевидении в качестве солиста с замечательным нашим оркестром народных инструментов и совершал множество других поступков, которые закономерно делали его весьма популярным и заметным персонажем тогдашней жизни не только в самом Академгородке.

И «на близком расстоянии» я не припомню случая, чтобы какой-то человек, обратившийся за помощью или по делу к Георгию Сергеевичу, не получил бы от него поддержки и открытого человеческого участия. Сказанное в превосходной степени относится к сотрудникам Секции.

Хотя нас со Львом Игнатьевичем поначалу непосредственно опекал Сенницкий, с таким главным начальником нам служилось, «как за каменной стеной». Чтобы эти слова не показались читателю дежурными комплиментами в прошлое, стоит проиллюстрировать их парой примеров, непосредственно относящихся к моей персоне.

Уже в семидесятые годы, после отъезда из Новосибирска Сенницкого, в помещении Секции раздался звонок секретаря Лаврентьева с приглашением лично меня к телефону. Обратившись по имени и отчеству, академик попросил меня выяснить, какой м... заключил от имени Института гидродинамики договор с местным авиационным заводом имени
Чкалова, по которому оплата разработок возлагалась на академическое учреждение. Нужно представлять себе разницу в служебном положении сотрудника Секции и основателя Сибирского отделения, чтобы оценить такое поручение. Я отправился в секретный отдел и без особого труда на основании неоспоримых документальных свидетельств установил, что м... - это сам академик Михаил Алексеевич Лаврентьев.

По-телячьи обрадовавшись лёгкости выполнения ответственного поручения, я уже собирался докладывать о его результатах академику.

Но в последний момент сработал автоматизм выполнения воинских уставов. А мудрые эти книжицы гласят, что, получив приказание старшего начальника, надлежит немедленно доложить о таком событии непосредственному командиру. Услышав мой доклад, Георгий Сергеевич произнёс только одно слово: «Володя!!!», забрал у меня результаты канцелярского расследования и велел не появляться в Институте гидродинамики некоторое время. Позже я получил разъяснения по поводу истинного содержания случившегося.

Оказывается, ещё раньше один из наших сотрудников -инженер-кораблестроитель — был подобным образом привлечён академиком к расследованию безобразного случая с утоплением людей, которые шли на неподготовленной моторной лодке в сторону одного из островов водохранилища для опытов со взрывами. Мой старший коллега добросовестно описал в своём докладе всё случившееся и... навсегда лишился даже минимальных признаков расположения грозного председателя и директора института. Поэтому, на сей раз, Георгий Сергеевич все хлопоты с выполнением пикантного поручения взял на себя и ему одному ведомыми путями разрешил неприятный и опасный для меня конфликт...
Летом 1972 года меня вызвал начальник и предложил поехать вместо него с группой генералов Сибирского военного округа на отдых в Болгарию по линии взаимодействия дружественных армий. Приглашение касалось и жены, поэтому я попросил разрешения осведомиться о её согласии.

Георгий Сергеевич посмотрел на меня, как на не совсем здорового человека, но вытерпел и короткую процедуру моего домашнего согласования.

При дальнейшем развитии событий выяснилось, что даже морской «полковник» не может заменить адмирала (да ещё такого!), и сибирские визитёры отправились к братьям-славянам без меня. Эпизод этот не вызвал у меня ни малейшего сожаления или огорчения, и я быстро забыл о нём. Но буквально через месяц, в самый разгар летнего сезона, без каких-либо просьб с моей стороны, нам с женой были вручены путёвки в «генеральский» санаторий имени Фабрициуса, который находится в Сочи. Таким образом, я не только узнал о существовании этого заведения, но и первый раз в своей жизни получил санаторный отдых (да ещё с женой). Впоследствии я до конца службы ещё три раза посещал подобные учреждения, но они не шли ни в какое сравнение с «флагманом» военнооздоровительного дела...

Если бы этот текст писал опытный литератор, здесь, наверное, следовало бы остановиться: ведь мы уже ввели Георгия Сергеевича под свет рампы нашего повествования о середине шестидесятых годов, а кое в чём и перешагнули за этот временной рубеж.

Но прямолинейно мыслящий автор не уверен, что из обрывков последующих упоминаний у читателя сложится правильное представление о замечательном человеке, и поэтому будет продолжать выделывание своей «холстины» по старому принципу использования «основы» и «утка». А посему мы продолжим краткое жизнеописание моего военно-академического шефа до наших дней, подобно тому, как это делалось и с прочими, менее выдающимися личностями...
Не знаю, как в других местах, а в общественной жизни нашего Городка люди, так или иначе достигшие какого-нибудь «потолка» и соответствующей славы, должны были постоянно «шевелить плавниками», чтобы не провалиться в яму безвестия. Пришлось мне понаблюдать, и как это делал мой начальник, хотя моя повседневная жизнь проходила далековато от академических коттеджей и иных мест пребывания научной элиты.
В 1965 году наша Секция перешла под юрисдикцию министерства обороны в целом и получила новое наименование - Секция прикладных проблем при Президиуме АН СССР.

Началось достаточно бурное изменение её в сторону дальнейшего расширения. Сначала к нам прибыли два флотских доктора наук: физиолог В.А.Матюхин и специалист по радиоэлектронике и автоматике В.П.Перов.
Главное занятие новых членов Секции состояло в формировании и руководстве работой новых отделов и целых институтов Сибирского отделения. Затем последовал буквально поток кандидатов наук из центрального научно-исследовательского полигона войск ПВО, который располагался на пустынном берегу озера Балхаш, для этих офицеров перевод в Секцию был равносилен возвращению в большой мир.

К перечисленным кадровым прибавкам самой Секции следует приплюсовать целый отдел одного из институтов ВМФ, который взаимодействовал с Институтом гидродинамики, а также нескольких нештатных сотрудников Секции, постоянно прикомандированных к ней за счёт военных приёмок ВВС и ПВО, которые работали на многочисленных оборонных «демократический» сотрапезник при встрече смотрит «сквозь тебя», как будто ты — человек-невидимка Уэллса.
Чтобы зрительно оценить все эти изменения в составе некогда малочисленной Секции, посмотрим на сделанный по какому-то случаю официальный снимок примерно 1975 года (ведомственная принадлежность прикомандированных показана в скобках).

Фото: Сидят (слева направо): инженер-капитан 1 ранга Ю.В.Штатнов (ВМФ), капитан 1 ранга В.В.Брыскин, инженер-контр-адмирал Г.С.Мигиренко, полковник м/с В.А.Матюхин, инженер-полковник В.И.Горунов; второй ряд: инженер-майор Б.Н.Гилязетдинов (ВВС), инженер-капитан 2 ранга В.Г.Богдевич (ВМФ), инженер-подполковник Ш.-С.О.Абдулаев, инженер-капитан 1 ранга Г.А.Спиридонов, инженер-капитан 2 ранга И.А.Михайлов (ВМФ), инженер-майор Е.И.Никольников (ПВО), инженер-майор В.А.Лёхов; третий ряд: инженер-капитан 2 ранга А.П.Тарасенко (ВМФ), инженер-майор И.К.Гусар (ВВС), инженер-капитан 2 ранга А.В.Прокопенко (ВМФ), учёный секретарь Е.П.Щербаков, инженер-капитан 2 ранга В.А.Цындренко (ВМФ), инженер-майор О.М.Схимников (ВВС). Ещё несколько офицеров осталось «за кадром».

Немалое значение придавал наш начальник и внешней, представительской стороне деятельности Секции.
Как правило, 23 февраля или 9 мая для академиков устраивались приёмы, ради которых мы, естественно, облачались в военную форму (в обычной рабочей обстановке делать это не рекомендовалось). Адмиралу нравилось поднимать нас из-за праздничного стола лёгким кивком (что-то вроде нажатия музыканта на клавиши рояля) и представлять очередной раз присутствующим корифеям науки с соответствующей характеристикой.

Понятно, что в связи со мной всегда поминался славный подводный Флот. Не берусь судить, насколько приятны были такие выступления остальным офицерам, но я особого восторга не испытывал, тем более, что имел не один случай убедиться как буквально на следующий день вчерашний «демократический» сотрапезник при встрече смотрит «сквозь тебя», как будто ты - человек-невидимка Уэллса.

В 1966 году Мигиренко исполнялось 50 лет, и я впервые в жизни стал свидетелем масштабных юбилейных мероприятий: ничего похожего на Флоте встречать не приходилось, может быть потому, что людей старше пятидесяти там можно было пересчитать по пальцам.

Леонид Иванович Сенницкий, на плечи которого легла вся тяжесть организации огромного шоу, сбивался с ног, готовя списки прибывающих из столиц и в который раз переделывая юбилейное извещение с фотографией профессора, доктора, лауреата и т.д.: нынешней автоматизации в изготовлении подобных бумаг не было, и «всплывающие» опечатки было затруднительно исправлять в общей горячке. В этой грандиозной эпопее от меня с ограниченным флотским опытом проку было мало, и на мою долю выпала скромная роль сопровождать приехавшего в Городок представителя главкома ВМФ контр-адмирала Андреева; редактор журнала «Морской сборник» должен был вручать юбиляру именной кортик.

Чтобы само юбилейное торжество не оказалось быстро свёрнутым, М.А.Лаврентьева на роли председательствующего заменили добрейшим Сергеем Львовичем Соболевым, и в переполненном зале Дома учёных изрядное время шло не совсем понятное мне славословие в честь нашего начальника и вручение ему различных даров (по-моему, правительственных наград среди них всё-таки не было).

Другим явлением подобного рода были неоднократные выдвижения Георгия Сергеевича для выборов в члены-корреспонденты академии.

Только очень наивные и далёкие от академических задворок люди могут полагать, что эти выборы происходят сами собой в естественном соответствии с научными заслугами соискателей.

Не имея ни малейшего желания описывать нравы упомянутых задворок и подноготную действующих там людей, я всё же рискну рассказать о своём техническом участии в подготовке к выборам академиков и членов-корреспондентов, связанная с этим горячка поднималась примерно раз каждые полгода.

Где-то «наверху», в мозговых центрах разработки планов сложной операции обдумывались кандидатуры возможных рекомендующих членов академии и сочинялись заготовки текстов соответствующих бумаг («рыба»). Моё скромное участие сводилось к доставке этих заготовок потенциальным рекомендателям и к получению их подписи. Я не помню случая, чтобы кто-то исправлял сам текст хвалебного документа. Так же не было и случаев отказа от рекомендации Г.С. для приёма в членкоры или откровенного неудовольствия от этой процедуры.
Но время шло, одна выборная кампания сменяла другую, а начальник наш оставался всё при тех же званиях, с которыми я застал его во время приезда в Академгородок.
Даже такому несведущему человеку, как я, становилось ясным, что существует сила, твёрдо решившая не допускать Георгия Сергеевича на Олимп науки. И совсем нетрудно было догадаться, как именуется эта сила.

В этих обстоятельствах я оказался неспособным понять, как умнейший Г.С., который во всех делах «видел» на порядок больше и глубже меня, не догадывается об истинных причинах неудачи очередных попыток избрания в члены академии.
Тем не менее, возня с упомянутыми бумагами продолжалась, наверное, до 1977 года, когда Мигиренко вслед за своим всесильным шефом окончил работу в Сибирском отделении Академии наук, а заодно и службу в Секции. Но до этого прошёл немалый период времени, в ходе которого наш начальник, так или иначе, терял позиции и высоты, «завоёванные» в начале становления Новосибирского научного центра.

Я не думаю, что это было связано с угасанием талантов незаурядного человека, сам он относится к той разновидности крепких людей, которые и после семидесяти не теряют работоспособность и ясность ума.

Просто против нашего героя начало «работать» само Время, как я приметил, оно не любит, чтобы все подопечные слишком долго сохраняли единожды полученные свойства и обретения.

Сначала стала ненужной слишком либеральная форма партийного руководства с достаточно независимым от местных коммунистических властей парторгом или секретарём парткома Сибирского отделения. На эту должность сначала избрали другого человека - члена-корреспондента А.И.Ширшова из нашего Института математики, а потом просто вернулись к обычной форме руководства массами с помощью райкома партии.

Мне запомнилось, как на большом партийном собрании в зале кинотеатра, где происходили перевыборы, народ недовольно воспринимал смену популярного секретаря парткома и заставлял Мигиренко снова выдвигать свою кандидатуру. Наивные люди не догадывались, что все решения за них принимаются совсем в другом месте. Но думается, что это открытое волеизъявление «масс» и есть та истинная награда за дела и поступки, куда более ценная, чем всякие грамоты и значки.

Если же говорить о главном (с моей точки зрения) итоге этого периода работы Г.С. - научных результатах исследований отдела прикладной гидродинамики, то, как часто бывает, они оказались не совсем соответствующими начальным ожиданиям. Природа плотной водной среды по-прежнему упрямо сопротивлялась существенному увеличению скорости «движущихся тел», молодые многообещающие кандидаты наук так и остались при своих первых научных степенях и достижениях, только старели вместе с остальным персоналом инженеров и рабочих. Из начального состава Секции один «гидродинамик» - капитан 1 ранга -уехал в более тёплые края, а другой уволился в запас. И прикомандированные когда-то выпускники училища имени Дзержинского (Г.С. поначалу всегда напоминал, что они не испорчены службой в дисциплинарных частях) в большинстве своём вернулись на более надёжную почву обычной службы в учреждениях Флота.

В середине семидесятых годов последовал довольно-таки болезненный период смены руководства Сибирского отделения. В своё время я постараюсь записать свои впечатления об этом событии.

Здесь же следует заметить, что в конце своего пребывания на посту председателя М.А.Лаврентьев последовательно подвергал немилости своих ближайших сподвижников по Институту гидродинамики. Сначала был отстранён от дел Б.В.Войцеховский, а созданное этим выдающимся инженером уникальное конструкторское бюро гидроимпульсной техники было передано под начало Мигиренко (это была его третья одновременно исполняемая крупная официальная должность). Но вскоре попал в опалу и сам Г.С.: он лишился всех своих «гражданских» постов. Более того, его отдел прикладной гидродинамики, о содержании работы которого я уже говорил, был передан в другой институт (теплофизики), естественно, с назначением другого начальника. На языке нравов нашего маленького царства это означало крайнюю степень немилости «монарха» к своему ближайшему приближённому.

Но и после смены руководства Сибирским отделением дело не поправилось. Новому председателю - Г.И.Марчуку - вовсе ни к чему был слишком осведомлённый свидетель его бывшего подчинённого положения. Как раз в это время сменилось и московское руководство Секции. Под шум разговоров о заслугах и авторитете перевалившего на седьмой десяток Георгия Сергеевича уволили в запас. Делать в Сибирском отделении одному из его создателей стало нечего.
Мигиренко начал заведовать кафедрой в Новосибирском электротехническом институте и продолжает работать там до наших дней. Это самое крупное учебное заведение в Новосибирске, сейчас оно называется техническим университетом. Так что последние двадцать лет Георгий Сергеевич опять занят делом, очень похожим на то, которое было его поприщем после окончания Войны.

Своё военное звание он, конечно, не забывает, местные журналисты постоянно величают его нашим новосибирским адмиралом.

В дни 9 мая он обязательно появляется в форме во главе колонны ветеранов Великой Войны. Я думаю, читателям будет небезынтересно посмотреть на его фотографию в этой праздничной обстановке.
На знак командира подводной лодки можно не обращать внимания: учёный адмирал не придаёт особого значения таким мелочам.

ББК 84(2) Б89
Брыскин В.В.
И ещё одна треть века. - Новосибирск: ЗАО ИПП «Офсет». 2015.-308 с.
ISBN: 978-5-85957-119-2
Эта книга - продолжение ранее вышедших воспоминаний под названиями «Моя автомобильная жизнь» и «Тихоокеанский флот». Автор - бывший офицер-подводник, волею случая ставший научным сотрудником, пытается рассказать о себе и встретившихся людях в очень разных условиях военно-морской службы и работы в Новосибирском Академгородке.
Понятно, что порождённое этими обстоятельствами разнообразие тематики рассказов может не понравится некоторым читателям. Чтобы предупредить или немного скрасить их досаду от напрасно потраченного на чтение времени, я и решился на это краткое предисловие.
© Владимир Вениаминович Брыскин. Новосибирск. 2015 E-mail: bryskin31@mail.ru http: //www, math, nsc. ru/LBR T/k5/brvs. html

Перевозчик—водогрёбщик,
Старичок седой,
Перевези меня, пожалуйста,
На ту сторону — домой...
Переложение народной песни вслед за Твардовским

Качан М.С. - председатель Объединённого комитета профсоюзов про название кинотеатра вспоминает
............
Мы организовали большую кампанию, предварительно переговорили с каждым из членов Президиума СО АН, склоняя каждого поочередно на нашу сторону. На заседание Президиума я пришел вместе с Сигорским, его приглашали, как и секретаря парткома Мигиренко – эти два угла треугольника по тогдашним правилам и должны были всегда приглашаться. Я на заседании Президиума был впервые, и я никогда не видел, как проходят заседания «небожителей», каковыми они тогда для меня были.
Лаврентьев с недоумением прочитал вслух очередной вопрос повестки дня, посмотрел подготовленный проект решения, тут же высказался по поводу того, что молодежи надо заниматься наукой, а не ходить в кино и хотел перейти к следующему вопросу повестки дня. Я увидел растерянное лицо Сигорского. Он вдруг покраснел, как будто допустил непоправимую ошибку. Лицо его сразу стало жалким. Повисла тишина...
Как вдруг один за другим начали вставать с места и говорить Андрей Михайлович Будкер, Владислав Владиславович Воеводский и даже химик Николай Николаевич Ворожцов. Смысл их выступлений – надо поддержать Объединенный комитет профсоюза. Пусть сделает то, что задумал. Пусть столичные артисты приезжают к нам. Кстати, они очень хотят, но выступать им негде. И вообще, зал на 800 мест у нас один. Конференц-залы в институтах значительно меньше. А получить зал нельзя, надо оплатить стоимость киносеанса, а то и двух Поддержал нас и Мигиренко Он говорил коротко, но веско и умел находить нужные слова..
Лаврентьев обратился к Лаврову:
– А Вы тоже поддерживаете это предложение?
И Лев Георгиевич очень спокойно, по деловому ответил, что хозяйственные службы проработали это предложение и считают возможным его осуществить. Это их не затруднит. Все были дипломатами при «дворе Лаврентьева». Все очень быстро научились дворцовой дипломатии.
– Есть ли против? – с последней надеждой спросил Лаврентьев. Против не было. Наоборот, стразу несколько членов Президиума одновременно пробормотали слова поддержки.
Под таким напором Лаврентьев сдался. Президиум СО АН постановил просить облисполком (или горисполком – сейчас не помню) передать широкоформатный кинотеатр "Москва" Сибирскому отделению АН СССР для создания профсоюзного Дома культуры. До сдачи Дома ученых, как было записано в решении.
Мы ликовали. Начало было положено. Но впереди была еще огромная работа, и надо было затратить много усилий, чтобы добиться передачи от горисполкома. И это должно было занять довольно много времени. Все тогда думали, что решения будут принимать в течение 1963 года, в это же время будет вестись кропотливая работа по получению штатов и средств. И лишь в 1964-м, кинотеатр станет Домом Культуры.
На самом деле все получилось значительно быстрее. Главное, мы быстро получили от Новосибирского горисполкома решение на передачу кинотеатра «Москва» Сибирскому отделению АН СССР, и это была заслуга Л.Г. Лаврова. Он хорошо знал эти коридоры, поговорил, с кем надо, подготовил проект Решения, и уже на одном из ближайших заседаний Решение было принято.
После этого мы немедленно подали все документы в профсоюзные органы на создание ДК СО АН СССР. Да-да, именно СО АН. Кто там впоследствии в каких-то профсоюзных инстанциях заменил название на ДК «Академия» и почему, мне неизвестно. Но для меня это не играло большой роли. Решение Обкома профсоюза и Облсовпрофа мы получили довольно быстро, но эти решения не были окончательными. Вопрос о создании новых клубов и Домов культуры решал ВЦСПС в Москве. Со всеми необходимыми документами из Обкома профсоюза и Облсоврофа, а также с просьбой СО АН (письмо было подписано академиком Лаврентьевым), обоснованием штатного расписания и фонда зарплаты я поехал в Москву. Я впервые был в ВЦСПС, и меня поразило это огромное здание, густо заселенное профсоюзными чиновниками.
Мне пришлось пройти все необходимые кабинеты снизу доверху, рассказывая о Новосибирском научном центре, показывая фотографии Академгородка, отвечая на десятки вопросов, которые мне задавали, – кто из любопытства, а кто по делу. Всюду я встречал теплый прием. Мне все время шли навстречу, хотя я просил больше, чем они обычно давали домам культуры. Конечно, если бы построили не кинотеатр, а здание побольше и назвали его Дворцом культуры, то и получили бы мы много больше. Но это уже исправить было нельзя.
Наконец, собрав все визы на проекте решения, я добрался почти о самого верха и сдал документы для включения в очередную повестку дня Президиума ВЦСПС. Я хотел было поговорить и с Председателем ВЦСПС Виктором Васильевичем Гришиным (впоследствии он был первым секретарем московского горкома КПСС и членом Политбюро), но мне сказали, чтобы я и не надеялся на встречу с ним. Он член ЦК КПСС и очень занятой человек.
Меня отправили домой, и уже через две-три недели мне позвонили из Обкома профсоюза и сообщили, что ВЦСПС принял положительное решение. Оно было точно таким, как было написано в подготовленных бумагах, только название ДК СО АН СССР, было изменено на ДК «Академия». А Л.Г. Лавров сообщил мне, что Сибирское отделение выделило из своих штатов электрика-сантехника и уборщицу.
Теперь мы могли сами распорядиться и зданием, и средствами, да и возможности по организации культурной жизни были у Дома Культуры несравнимо большими, чем у ОКП. Но это произошло позже, - в апреле 1963 года, когда ни Сигорский, ни Щербаков уже в ОКП не работали.